Кумаков А.В. Биография В.А. Шомпулева в документах, воспоминаниях, переписке и периодической нечати//Музей в региональном пространстве: презентация исторического наследия, культурная и общественная миссия. Саратов. 2011. (Труды СОМК. Вып. 22). С. 301-310.
«Записки старого помещика» Виктора Антоновича Шомпулева вызывают у сегодняшнего читателя несомненный интерес по нескольким причинам.
Во-первых, в этих мемуарах незаурядное писательское мастерство сочетается с исторической документальностью. В них упоминается более трёхсот реальных лиц, штрихи к портретам которых автор даёт на основе личных впечатлений.
Во-вторых, в «Записках» описывается провинциальная жизнь, которая в отечественных мемуарах представлена менее, чем столичная. В «Записках» представлен длительный период истории Саратова из жизни его жителей от губернатора до простых крестьян.
В-третьих, мемуары написаны на рубеже 19-го 20-го веков помещиком, родившимся при крепостном праве и долгое время жившим на доходы от своих крепостных. Однако, судьба Шомпулева сложилась так, что свою многолетнюю службу ему пришлось посвятить реформам разрушавшим старый уклад. Автор спустя полвека после начала реформ не может скрыть симпатии к старым временам. И эта симпатия сродни той, которую мы сегодня испытываем к «застойным» временам. Прошлое вызывало у Шомпулева, несмотря на понимание им неизбежности наступивших экономических реформ воспоминания о стабильности и спокойствии.
Естественно, что происходившее тогда в стране, воспринималось автором «Записок» согласно с его материальным положением и социальным статусом. В этой связи остановимся на деталях биографии Виктора Антоновича, которые он не отразил в своих воспоминаниях. К счастью, подробности его жизни можно восстановить, так как помимо документов в архивах, сохранилась довольно обширная переписка Виктора Антоновича с официальными лицами и членами его семьи.
В формировании личности будущего мемуариста важнейшую роль, конечно, играла семья. Её история типична для провинциального российского дворянства того времени. Именно в родственном окружении формировался менталитет «старого помещика», каковым называет себя Шомпулев в подзаголовках к собранным в данной книге рассказам.
Своему происхождению Шомпулев посвятил два очерка: «Из прошлого» и «Из дневника жандарма …». Сделал он это явно не случайно. Как и у каждого потомственного дворянина, его гордостью были знаменитые предки. От своих родителей, он, скорее всего, знал свою родословную не более, чем на четыре колена по материнской линии и всего лишь на два – по отцовской. Но и этих сведений было достаточно, для того, чтобы молодой дворянин чувствовал свою «белую кость», поскольку его деды принадлежали к старинным дворянским фамилиям. Вспомним, как описал отношение дворян к своей родословной Аксаков, который был всего на одно поколение старше Шомпулева: «Производя свой род, бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он (его отец – прим.ред.) ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов».
Итак, в какой семье вырос Виктор Антонович. В одном из писем к М.Н.Галкину-Врасскому он пишет, что: «отец моего отца был полковник венгерской службы, принявший русское подданство и приписавшийся к Екатеринославскому дворянству, где ему в этой губернии были пожалованы 3000 десятин земли, и переименовали его Шомпулевым». Однако, факты, приведённые в письме, вероятно слегка приукрашены.
Во-первых, пока не удалось найти сведений о гусарском полковнике Иване Шомпулеве, а гусарских полковников в русской армии в то время было не так много. Скорее всего, его чин был скромнее. Во-вторых, не ясна судьба столь крупного имения, которое находилось по документам в Новомосковском уезде Екатеринославской губернии. Его сын – Антон Иванович имения уже не имел. Хотя, коекчно, землю без крестьян на казачьей земле отставной гусар мог по каким-то причинам и продать, не передав сыну.
Поскольку документов о дедушке Виктора Антоновича не найдено, можно лишь предполагать, что он приехал в Россию в середине XVIII века. Тогда Россия вербовала, бежавших с турецких территорий дворян восточноевропейских стран с целью образования пограничного войска иррегулярного строя. В числе первых 5 поселённых гусарских полков был и венгерский.
Каждый, поступивший на Русскую службу гусар, получал земельный надел, деньги для приобретения лошади, оружия, обмундирования и амуниции, и в дальнейшем получал жалование. В 1741 году гусарские полки официально вошли в состав русской армии. Венгерский полк был сформирован подполковником Кумингом, который привел из Венгрии две роты кавалеристов, которые свели в гусарский полк, состоявший из трёх эскадронов по 200 человек. Среди них, очевидно и был молодой венгр, ставший после крещения Иваном Шомпулевым (фамилия, по словам В.А. была православным священником сильно искажена).
Дедом же по материнской линии у Шомпулева был Степан Григорьевич Долгово-Сабуров – представитель одной из древнейших боярских фамилий. Представителей этого рода мы находим уже в окружении Александра Невского.
У Степана Григорьевича была типичная для его эпохи дворянская биография. Не имея средств, отец отдал его в армию в 15 лет. Юноша участвовал во многих сражениях. Был рекомендован в адъютанты Суворову, и находился несколько лет рядом с великим полководцем. Прослужив 16 лет, Степан перешёл на гражданскую службу. Дослужившись до должности Царицынского городничего (уездного города Саратовской губернии) получил на старости лет по прошению на высочайшее имя 800 десятин земли.
В 1788 году Степан Григорьевич женится на дочери титулярного советника Фёдора Артамоновича Быкова – Александре. Сохранилось, подписанное Суворовым поздравление по этому случаю написанное из Кинбурна: «поздравляю вас с новым семейством желаю жить в спокойствии… Пребываю с истинным моим почтением. Государь мой Вашего высокоблагородия покорный слуга Александр Суворов».
Их младшая дочь Анна, выходя замуж за Антона Ивановича Шомпулева, получила в приданое часть и отцовского имения.
«…никого кроме г-жи Шомпулевой из потомства отца её Надворного Советника Степана Григорьевича Долгово-Сабурова в живых не находится… на предмет ходатайства о передаче фамилии … сыну её нынешнему Саратовскому Уездному Предводителю Дворянства Виктору Антоновичу Шомпулева. 31 дня 1873 года».
Как мы уже знаем, Антон Шомпулев был для Саратова приезжим, равно как и Степан Долгово-Сабуров. Быковы же, уже тогда были старожилами саратовского края, в те времена ещё Астраханской губернии. Дед Александры Фёдоровны – Артамон Быков офицер астраханского гарнизона был пожалован в дворянство в 1739 году, а его сын Фёдор, также офицер осел под Саратовом, получив в 1769 году за службу сельцо Елшанку, ставшим в последствии Быковкой. В отставке Фёдор Артамонович служил по выборам, был, в том числе, первым казначеем Саратовской губернии. Отметим, что родственники Шомпулева, проживавшие в Саратовской губернии, все были по линии бабушки – Быковы.
Эту бабушку Виктора Антоновича звали Александра Фёдоровна. У неё было две сестры Мария и Прасковья. Они вместе были совладельцами родительского имения в селе Быковке Саратовского уезда, в версте от которого впоследствии будет построена усадьба Шомпулева – Приют. Мария будет жить в Студёновке в паре вёрст ниже Быковки, а Прасковья в Неклюдовке пару вёрст выше Быковки по течению Латрыка. Эти места станут сценой событий в «Записках старого помещика», а в бытовых зарисовках дореформенной жизни героями в основном будут соседи помещики – дальние родственники автора. Став в конце 19 века земским начальником в этих же местах, Шомпулев в свои очерки вывел героями жителей этих мест, но уже крестьян и земских служащих.
Сегодня ушли с лица земли все эти деревеньки, а от Быковки осталось каких-то пару десятков домов. Лишь волостной центр – Поповка осталась по современным меркам крупным селом.
Сёстры Быковы выходят замуж за местных помещиков – соседей по имениям. Их сыновья также женятся на детях соседей. И дочери выходят замуж за осевших, благодаря этому, вокруг Быковки помещиков. В результате почти вся округа в Саратовском уезде находится у Виктора Антоновича в различной степени родства. Не случайно все они фигурируют в его очерках. Очевидно, родственники нередко обсуждали друг друга. Всё как у великого русского писателя: «Куда, бывало, ни повернись – везде либо Арапов, либо Сабуров, а для разнообразия на каждой версте по Загоскину да по Бекетову. И ссорятся, и мирятся все промежду себя; Араповы на Сабуровых женятся, Сабуровы – на Араповых; а Бекетовы и Загоскины сами по себе плодятся. Чужой человек попадется – загрызут».
Имея несколько сохранившихся частных писем членов семьи Виктора Антоновича Шомпулева можно представить среду, в которой формировался будущий автор записок. Его рано овдовевшая мать, выросла в семье, о порядках в которой можно составить представление по следующему письму, адресованного братом Анны Степановны Алексеем к отцу. Написанно оно в самом начале 19-го века в Петербурге, где Алёша учился в кадетском корпусе:
«Дражайший радители
Милостивой государь батюшка и милостивая государыня матушка Дражайшее ваше письмо пушенное 20-го апреля тронуло меня столько, что исторгнуло из глубины сердца моего сливейшее раскаяние, из очей моих обильнейшие потоки слез. Чем могу оправдатся пред столь чадолюбивым отцем, пред столь великодушным благодетелем котораго огорчил я толико? Чем могу заслужить и испросить великодушное его иснисходительное прощение? Все могу и нежелаю выдумывать ложных притчин к привлечению себе большей вины чрез недостойный толикаго отца, попечителя и благодетеля обман а единственно с сокрушенным сердцем и искреным раскаянием свою вину повергаюсь к испытанному вашему великодушею с слезным молением: отпустите мне столь непростительной поступок: я чуствую, сколько вас огорчил, чуствую цену всех ваших благодеяний и милостей и немогу нетерзатся совестию что подвигнул вас на гнев. Одно ваше снисхождение может мне возвратить столь нужное спокойствие духа. Я употреблю все свои силы чтобы впредь не раздражать вас ни малейшим проступком и всех случаях повиноватся буду полезнейшим вашим наставлениям и приказаниям … препоручая себя в продолжение дражайших ваших милостей и требуя родительскаго вашего благовения, содействующаго к моей пользе и благополучию имею честь пребывать вовсю мою жизнь с глубочайшим почитанием неограничною преданостию вам всенижайший сын и послушный слуга Алексей Долго Сабуров».
Такого, мягко говоря, почтительного отношения родителей и детей, младших к старшим, мы сегодня вряд ли можем себе представить.
В 1787 г. в семье уже знакомого нам венгерского гусара рождается мальчик Антон. Его биография повторяет судьбу большинства дворян той эпохи. Это – военная служба с малолетства. По выходу в отставку женитьба и продолжение службы, необходимое для содержания семьи
Как и большинство молодых офицеров того поколения, Антон Иванович стал участником отечественной войны 1812 года, а по выходу в отставку стал офицером создаваемой в то время в России жандармской службы. Можно полагать, что помимо карьерных соображений он пошёл на эту службу и из любви к отечеству. Если для современного читателя жандарм – вероятнее всего, синоним угнетателя, то для части дворян первой четверти 19-го века (жандармская служба сформировалась в 1815-1826 годы, с функциями современных спецслужб) эта фигура, вероятно, была фактором стабильности в начавшем бродить обществе. Подтверждением этого могут служить выдержки из инструкции графа А.X.Бенкендорфа чиновникам III отделения:
«…Обратить особое ваше внимание на могущие произойти без изъятия во всех частях управления и во всех состояниях и местах злоупотребления, беспорядки и закону противные поступки.
… Наблюдать, чтоб спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьей-либо властью или преобразованием сильных лиц, или пагубным направлением людей злоумышленных.
… Вы без сомнения даже по собственному влечению вашего сердца стараться будете узнавать, где есть должностные люди совершенно бедные или сирые, служащие бескорыстно верой и правдой, не могущие сами снискать пропитание одним жалованием, о каковых имеете доставлять ко мне подробные сведения для оказания им возможного пособия и тем самым выполните священную на сей предмет волю Его Императорского Величества — отыскивать и отличать скромных, вернослужащих.
В вас всякий увидит чиновника, который через мое посредство может довести глас страждущего человечества до Престола Царского и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту Государя императора».
Разве не того же мы ждём сегодня от власти?
Как мы узнаем из очерка Виктора Антоновича, его отец мог одёрнуть и самого губернатора. Чин штабс-капитана, который получил Антон Иванович, уже служа начальником жандармской команды Саратовской губернии, дал ему право на потомственное дворянство, которое и унаследовал Виктор Антонович.
«… Мы Антона Шомпулева, который Нам поручиком служил, за оказанную в его службе Нашей ревность и прилежность в Наши Штабс-Капитаны Всемилоствейше пожаловали и учредили … и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилоствейше пожалованном чине так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму офицеру надлежит…».
Мать Виктора Антоновича родилась в 1803 г. и была пятым ребёнком в семье Долгово-Сабуровых. Когда Антон Иванович Шомпулев приехал в Саратов Анна Степановна жила в Саратове с матерью и братом – отставным офицером флота, который только что женился. Двое её старших брата погибли в войну 1812 года. Для жениха, приехавшего в чужой город, Анна была выгодной невестой с приданым, состоявшем из несколько крепостных и трёх небольших имений.
Антон Иванович и Анна Степановна сочетались браком, очевидно, вскоре после прибытия Антона Ивановича Шомпулева в марте 1819 г. в Саратов. Известно, что с 1824 года он оформляет участок казённой земли в Саратовском уезде в оброк и исправно уплачивает за него 130 рублей в год. Очевидно, земля понадобилась для обеспечения работой крепостных крестьян молодой семьи.
В 1825 г. В семье Шомпулевых рождается первенец – дочь Екатерина, в 1829 ещё одна дочь Мария, которая умерла, по всей видимости, в младенчестве. И, наконец, 17-го июня 1830 г. родился мальчик Виктор – автор «Записок старого помещика». Восприемниками при его крещении были отставной штабс-капитан Михаил Гаврилович Мосолов (близкий знакомый и сослуживец Антона Ивановича) и коллежская советница Мария Фёдоровна Быкова по мужу Дмитриева (тётка Анны Степановны). В том же 1830 г., во время эпидемии холеры в Саратове умирает отец новорожденного, что подробно описано в рассказе Виктора Антоновича «Из дневника жандарма 30-х годов».
Сведений о жизни Анны Степановны и её детей в 1830-е годы – мало. Из записок мы узнаём, что у Виктора Антоновича, что, как и у большинства его современников была «мамка» из крепостных. А всего в доме проживало множество дворовых (только из имения в Чирчиме, по документам было взято в Саратов 12 человек). Помимо этого вскоре появляется француз – гувернёр Позе. Можно полагать, что Анна Степановна могла позволить себе вести вполне светский образ жизни. От родителей, как мы уже говорили, остались поместья и крепостные, а от мужа – пенсион вдовы обер-офицера. Анна Степановна, по имеющимся сведениям, после отъезда сына в Петербург основала село Приют и построила в нём усадьбу.
Заботу о детях покойного жандарма взяло на себя государство. Правительство в те времена беспокоилось о судьбе сирот дворян, погибших на службе. А после холеры 1830 года были даже открыты дополнительные кадетские корпуса для мальчиков. Девочек за неимением в то время провинциальных институтов благородных девиц определяли в столичный Смольный, по-старому называемый монастырём. Это учебное заведение содержалось на счёт императорской фамилии и пожертвования богатых вельмож.
Среди близких знакомых Анны Степановны – семья Ивановых (Любовь Герасимовна Иванова так же была в то время вдовой), о чём мы знаем из воспоминаний Виктора Антоновича и его племянницы Елизаветы Алексеевны Ивановой. Алексей Петрович становиться позднее шурином Шомпулева.
Не оставлял без внимания семью умершего предшественника начальник губернских жандармов подполковник Пётр Иванович Быков, который помог вдове в устройстве первой в жизни Виктора Антоновича аудиенции, о которой мы узнаём из его мемуаров: «Я был зачислен кандидатом в один из кадетских корпусов, но когда именно должна была меня привезти туда моя вдовая мать, уведомления не было, почему на этот раз мне пришлось лично подать Цесаревичу о том прошение, и вот, я хорошо помню, как одели меня в костюм маленького жандарма и в сопровождении гувернера М-r Позе отправили на пристань, куда должен был пристать пароход. Начальствующие, хорошо знавшие моего покойного отца и нашу семью, пропустили меня вперед. Цесаревич взял от меня просьбу, которую я, стоя на одном колене, держал на голове и передал ее сопровождавшему его воспитателю (В.А.Жуковскому)».
В дневнике Жуковского за 1837 год также есть запись об этом событии: «27 воскресение. Пребывание в Саратове. Представление. Вице-губернатор Попов. Арнольди. Быков жандарм. Преосвященный Иаков. Тихменев. У обедни. … Бал. Прекрасная зала с колоннами белого фальшивого мрамора. Дочь Мавры Алексеевны. Быкова монастырка. Устинова. Жена Свечина, милая кокеточка».
Прочитав далее повествование об этом дне, читатель увидит, что Виктор Антонович ошибочно упоминает пароход, которого не было. Вероятнее всего собственные воспоминания (в год посещения ему было всего 7 лет) автор записок дополнял деталями из рассказов матери.
Цсаревич Александр в письме отцу Николаю I также описывает этот день достаточно подробно, но, упоминая о сыновьях Быкова, ничего не пишет о маленьком Шомпулеве:
«В Саратов мы приехали в 11 часов и переправились опять на правый берег Волги.
Вчера 27-го числа день Полтавский, поутру я принял представление, был в соборе у обедни, церковь странная снаружи, совсем не в русском роде, наподобие мавзолея, внутренне хороша. … Я живу в доме вице-губернатора – весьма хорошем строении…. Здесь я в первый раз видел казаков Астраханского Войска, люди довольно видные и порядочно одеты… вечером я был на дворянском балу в чудесной зале, лучше казанской, общество большое, и много хорошеньких.
… У меня обедали артиллерийские батарейные командиры и Корпуса жандармов подполковник Быков, от которого я получил записку, он просит о помещении 2-х сыновей в Александровский или в Тверской».
Читатель сможет сравнить это описание дня посещения цесаревичем Саратова с сюжетом очерка Шомпулева, имеющегося в данной книге и увидит подтверждение документальности последнего.
Будущий Александр II был первый из четырёх императоров, с которыми довелось общаться Виктору Антоновичу. «Государя Александра Николаевича… он видел … чаще других государей: и Цесаревичем на Кавказе, и Императором в 1871 году в Саратове, и затем неоднократно в столице, куда … приходилось отправляться с адресами, и Его Высочество был всегда разговорчив, до крайности приветлив и милостиво внимателен».
Образование.
В один из своих очерков Виктор Антонович вставляет сентиментальную легенду: «Отец, умирая и благословляя меня, сказал: будь военный и пролей кровь за Царя и Отечество. И этот завет его стал моей мечтой с самого раннего детства, почему, когда в 1837 г. моей матерью было получено из Петербурга уведомление, что я зачислен в Александровский малолетний в Царском Селе корпус, я был в восторге». Вряд ли больному холерой Антону Ивановичу поднесли месячного Витю, но рассказ этот соответствовал тогдашнему идеалу отношения дворян к военной службе и Виктор Антонович ставит себя рядом с этим идеалом.
В приведённых далее мемуарах читатель найдёт описание путешествия из Саратова в Петербург и картинки из жизни малолетнего Шомпулева в корпусе для малолетних сирот.
Что же это было за заведение, в котором оказался восьмилетний сирота? Александровский корпус для малолетних сирот в Царском Селе (для подготовки их к поступлению в кадетские корпуса) был открыт в 1830 году и вмещал 400 детей в возрасте от 7 до 10 лет, разделённых на 4 роты, и сроком обучения 3 года. «Все мы были одеты в военную форму, не исключая и взвода малолетних, где в мое время были и такие, на которых нельзя было надеть еще и штанишек, так как один даже был на руках у кормилицы» – вспоминает Виктор Антонович.
И далее: «Из Александровского корпуса я переведен был в конце 30-х годов в Павловский кадетский корпус, находившийся в то время в Петербурге на Обуховском проспекте».
Павловский кадетский корпус был образован в 1829 году из императорского военно-сиротского дома и его штат состоял из четырёх строевых и одной нестроевой роты по 100 человек.
Кадетские корпуса помимо военного имели и благотворительное значение, давая возможность получать образование и содержание детям неимущих и умерших офицеров и дворян. Так как число желающих поступить в кадетские корпуса постоянно возрастало, то возможность поступления в них обусловливалась служебными заслугами родителей. Но преимущественно принимали сирот неимущих, причем существовало 26 разрядов по правам на казенное воспитание, в соответствии с которыми и определялась очередность приема.
В кадетские корпуса после экзамена принимали мальчиков – 9,5-11,5 лет. Для всех корпусов в 1836 г. был введен единый учебный план и установлен общий порядок организации и устройства. Все предметы делились на три курса: приготовительный (1 год), общий (5 лет) и специальный (3 года). Помимо военных наук в кадетских корпусах преподавались: Закон Божий, русский язык и литература, немецкий и французский языки, математика, естественные науки, география, история, статистика, законоведение, чистописание, рисование и черчение. С 40-х гг. в составе старших классов существовали одногодичные артиллерийские и инженерные отделения, где преподавались соответствующие дисциплины.
«К сожалению мне не суждено было окончить корпус и, перейдя уже в четвертый общий класс во время Петергофских лагерей на маневрах в Ропше, я получил воспаление легких и был отправлен в Петербург в лазарет, где с трудом, поставив меня на ноги, доктора запретили мне дальнейшее учение, и в 1845 году я возвратился на родину, где после кумысного лечения, мне пришлось хотя ненадолго превратиться в чиновника канцелярии саратовского губернатора по уголовному столу» – пишет он в том же очерке.
Воспоминания Виктора Антоновича о кадетском корпусе эмоционально сдержаны. Он как бы вскользь упоминает о неприятных личностях, с которыми он столкнулся в стенах этого заведения. В качестве сравнения приведём более категоричное высказывание одного из товарищей Пушкина на тот же предмет:
«…Конечно, необходимы общественные заведения для образования офицеров, а особливо для морской службы, но не должно туда принимать детей… Разумеется, что тут должно уничтожить варварский обычай телесных наказаний, недостойный образованных людей, истребляющий понятие о чести, столь необходимой для всякого чувствующего свое личное достоинство.
Надобно побывать самому в таком корпусе, чтобы иметь понятие о нем. Несколько сот молодых людей всех возрастов, от семи до двадцати лет, заперты в одно строение, в котором некоторые из них проводят более десятка лет; в нем какой-то особенный мир: полуказарма, полумонастырь, где соединены пороки обоих… Всем порокам открыт вход сюда, тогда когда не принято ни одной меры для истребления оных. Телесные наказания нельзя к таким причислить, ибо они наказывают, а не предупреждают проступок. Принимаемые без всякого разбора воспитанники приносят с собою очень часто все пороки, которые мы встречаем в молодых людях, в праздности вскормленных в кругу своих дворовых людей, у коих они уже успели все перенять, и передают их всем своим товарищам. Таким образом, ежедневно, в продолжение нескольких десятков лет, собираются пороки, пока они не сольются в одно целое и составят род обычая, закона, освященного временем (всегда сильною причиною) и общим примером. Тогда уже ничто не может помочь, никакие меры — исправить такое заведение… К тому же причины зла основаны на природе вещей: возьмите несколько человек со всех концов земли, всех степеней образованности, всех исповеданий веры, исключите их из остального мира, подчинив одному образу жизни. Что выйдет? Одинаковые занятия, одинаковая цель жизни, радости, печали и вообще все, что они будут чувствовать, касающееся их всех, а не одного из них, даст им всем одну отличительную черту, один характер, общий всем, но составленный из личности каждого (таково было начало каждой народности). И не будет ли этот характер тем хуже, чем порочнее члены, составившие общество? … совсем не заботятся о том, чтобы приохотить молодых людей к ученью. Отчего те и думают только о том, как бы скорее выйти в офицеры и бросить книги, полагая, что, достигнув эполет, они уже все нужное знают, не подозревая, что по сию пору их только приготовляли к настоящему ученью…».
Можно себе лишь представить, как чувствовал себя восьмилетний мальчик, оторванный от матери, находящийся более чем за тысячу вёрст от дома. Естественно он тосковал о домашней обстановке. Тому есть свидетельство. В воспоминаниях племянницы Шомпулева Елизаветы Алексеевны Ивановой, записанных по рассказам её отца (Алексея Петровича Иванова), служившего тогда в Петербурге находим следующие строки: «ему (А.П.Иванову) доверяли воспитание молодёжи. … По праздникам к нему приходили кадеты и ученики заведений, которых родители доверили отцу моему. Из числа последних был и кадет Шомпулев, брат будущей жены отца и моей матери, то есть мой дядя».
Сестра Виктора – Екатерина избежала изоляции от родни ради воспитания. Её пригрела двоюродная бабка Мария Фёдоровна Дмитриева (Быкова) – «вдовая и бездетная», которая «не пожелав, чтобы мою единственную сестру, отвозили в Смольный монастырь, куда она была зачислена, взяла ее к себе, оставив ей после смерти этот дом».
Начало службы.
Документов о начале карьеры Виктора Антоновича не сохранилось. Остался лишь рассказ об этом периоде самого автора «Записок». «В гражданскую службу я вступил 22 июня 1846 года, но ни в канцелярии Саратовского губернатора, где я служил, ни в архиве Губернского правления, по справкам бывшего Губернатора найти этого не могли за уничтожением старых документов по распоряжению правительства».
Виктор служит в уголовной палате канцелярии Губернатора, в 1846-1849 гг., вероятно без жалования и вне штата. «Я был тогда ещё очень молод и перед поступлением в кавказские войска служил чиновником при губернаторе Кожевникове. За уголовным столом вместе со мной, без всякого жалованья, занимались ещё двое молодых дворян-помещиков и трое дворян, не имевших поместий. Последние, продолжая гражданскую службу, дослужились до высших чинов, и один из них, тайный советник, ещё недавно ушёл из К. губернаторов. Мы же, предназначая себя для службы военной, только на всякий случай желали познакомиться с гражданскими делами» – находим мы в очерке «Провинциальные типы сороковых годов». Эта служба дала в дальнейшем материалы для нескольких очерков из «Записок старого помещика».
Кого из родни имел ввиду Шомпулев можно лишь полагать. Но мы уже знаем, что в Саратове по линии отца и деда у него родни не было. У матери к тому времени не было ни родителей, ни братьев, ни сестёр. Остаются две двоюродные бабушки: Мария и Прасковья Фёдоровны, по мужьям Дмитриева и Неклюдова. Дмитриева была бездетна и в то время уже вдова. А вот у Прасковьи было несколько детей: сын Пётр Николаевич и три дочери, по мужьям Хрещатинская, Якубович и Григорьева. Они были и были ближайшими родственниками Анне Степановне Шомпулевой и её соседями по имению в Быковке, где у неё был клочок земли и несколько крепостных.
Была правда ещё одна семья в Саратове, с которой Шомпулевы были близки и вскоре породнились – Ивановы.
Сестра Екатерина и Ивановы.
В 1848 г сестра Екатерина выходит замуж за Алексея Петровича Иванова, вернувшимся тогда из Петербурга, где мы его уже видели, как опекуна кадета Шомпулева. В тот год он оставил службу в Петербурге, ради управления родовым имением, находившемся в Слепцовке Аткарского уезда (это произошло после убийства старшего из братьев Ивановых – Григория).
Отношения семей Шомпулевых и Ивановых началась ещё в конце 20-х годов, о чём можно судить по сохранившемуся документу – гарантии, которую давал более обеспеченный Алексей Петрович Антону Ивановичу на выделение казённого земельного участка в оброчное содержание. Есть и другое свидетельство давности отношений этих семей. Со слов матери Елизавета Алексеевна Иванова брака пишет: «Она (Екатерина Шомпулева) любила его уже в 6 лет и не надеялась быть за ним, собиралась уйти в монастырь. Встреча их была романтической». Если верить этому рассказу встреча произошла в 1831 году, когда Алексею Иванову было 20 лет и он был студентом Петербургского …. Очевидно он приезжал на лето в Саратов, где и покорил сердце девочки Кати.
«У Анны Семеновны (Степановны) просил руки её дочери местный богатый помещик Иваницкий (А.П.Иванов), которого та тайно любила. Свадьба Катрин Гиргеевой (Екатерины Шомпулевой) состоялась в конце зимы при роскошной обстановке» – пишет В.А.Шомпулев в автобиографическом очерке «Из прошлого. Быль», в котором, в отличие от остальных его «Записок» имена близких людей и автора изменены.
Молодые поселяются в доме только что умершей М.Ф.Дмитриевой (родной тётки матери Виктора), которая любила свою внучатую племянницу и вписала её в своё завещание. Виктор же по этому завещанию, о котором он рассказывает в очерке «Из прошлого Саратовской губернии», получил семь тысяч рублей. Впоследствии (в 1893 году) Екатерина Антоновна построила на том же участке новый двухэтажный каменный дом, сохранившийся поныне. Виктор Антонович после разрыва отношений с супругой постоянно проводил зимы во флигеле этого дома. «На днях еду в Саратов и затем на несколько дней в Петербург, откуда возвратясь, коль буду жив, закабалю себя, по обыкновению на всю зиму в четырёх стенах своей квартиры». « Шесть месяцев просидел в четырёх стенах; … и теперь, наконец, вылез на свежий воздух…» – пишет он Галкину-Врасскому.
«Крайний дом (Б.Кострижная, №4) Соборной площади принадлежал моей бабке – Марии Федоровне Дмитриевой, которая принимала горячее участие при постройке собора (Александро-Невского). После же ее смерти улица эта называлась Дворянской, и наконец впоследствии, не знаю по чьей инициативе, ей дано глупейшее название Большой Кострижной».
Дружба между семьями Ивановых и Шомпулева прошла через поколения и сохранилась до последних дней Виктора Антоновича. В доме сестры на Большой Кострижной он скончался, и вещи Виктора Антоновича в музей СУАК, вскоре после его кончины передали ни его дети, а родной племянник Дмитрий Алексеевич Иванов.
Военная служба. Кавказ.
Как и многие русские дворяне, Виктор Антонович прошёл через военную службу на Кавказе, где в течение многих лет шла, то разгораясь, то затухая война с чеченцами, возглавляемых Шамилём. Как и его современники Шомпулев описывает пережитые события в романтическом духе. Более того, мы можем найти поразительную перекличку с рассказами о тех же событиях наших великих соотечественников – Лермонтова и Толстого.
Напомним, портрет Грушницкого, написанный Лермонтовым в «Герое нашего времени»:
«Он был ранен пулей в ногу и поехал на воды с неделю прежде меня.
Грушницкий — юнкер. Он только год в службе, носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель. У него георгиевский солдатский крестик. …ему едва ли двадцать один год … слывет отличным храбрецом; я его видел в деле: он махает шашкой, кричит и бросается вперед, зажмуря глаза…
Приезд его на Кавказ — следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что…».
Прочитав далее автобиографические рассказы Шомпулева, читатель сможет увидеть поразительное сходство его героя с Грушницким. Он так же ранен в ногу и отдыхает на водах, носит солдатскую шинель и георгиевский крестик, так же оставил в Саратове некую девушку, которую он зашифровал в своем рассказе, как Катеньку Яковлеву.
А чего стоит эпизод о чеченской девушке Хейкла из очерка «Быль. Из прошлого», ведущей себя столь похоже с лермонтовской Бэлой?
Рассказ же о жизни в казачьей станице удивительно напоминает жизнь Оленина из «Казаков» Толстого. Это и бытовая сторона:
«Оленину, который уже три месяца как был зачислен юнкером в … полк, была отведена квартира в одним из лучших домом в станице, у хорунжего …» .
Похожи и взаимоотношения с сослуживцами во время жизни в станице: «С начальством и товарищами он имел мало дела. Положение богатого юнкера на Кавказе особенно выгодно в этом отношении. На работы и на учение его не посылали».
Оленин, как и Шомпулев видел «как каждый юнкер или офицер в крепости регулярно пьет портер, играет в штосе, толкует о наградах за экспедиции … в станице регулярно пьет с хозяевами чихирь, угощает девок закусками и медом, волочится за казачками, в которых влюбляется; иногда и женится…».
Воинские подвиги были, очевидно, у всех молодых офицеров похожи: «Набег продолжался четыре дня. Начальник предложил остаться в штабе. Оленин отказался. Он не мог жить без своей станицы и просился домой. За набег ему навесили солдатский крест, которого он так желал …
За экспедицию он был представлен в офицеры, а до того времени оставляли его в покое…».
Но вернёмся к биографии нашего героя. В 1849 году девятнадцатилетний Виктор отправляется на Кавказ. Прощание проходило в доме Ивановых и в своих воспоминаниях Шомпулев пишет о прощании с матерью и хозяевами дома. Отметим, что у Алексея Иванова была жива мать, и было 10 братьев и сестёр, каждый из которых к тому времени имел свою семью.
Согласно формулярного списка, с 19 марта он зачислен юнкером с выслугою 3-х месяцев за рядового в Егерский, генерал-адъютанта князя Воронцова, более известный как Куринский, полк.
Описание первых дней пребывания во Владикавказе также удивительно похоже на таковые других мемуаристов того же времени. Приведём цитату из книги офицера генштаба тех лет Ольшевского: «… во Владикавказе остановился в единственной, можно сказать, в то время порядочной гостинице Лебедева. Здесь же был клуб, где проводило время за картами и в танцах небольшое владикавказское военное общество.…Не побывать у Опочинина…, значило навлечь его неудовольствие; да после этого не кажись на прекрасные глаза его жены Бабале, которая хотя и доживала третий десяток, но в обожателях недостатка не имела». Не исключено Шомпулев и Ольшевский сидели там на одном диване.
Далее Шомпулев поселяется в месте дислокации полка «в крепости Воздвиженской, расположенной на левом фланге Кавказа, в 30-ти верстах впереди крепости Грозной. Воздвиженская была расположена близ Аргунского ущелья на крутом берегу реки Аргуна. Девственные леса Кавказа, окружавшие с двух сторон Воздвиженскую, давали возможность горцам обстреливать, в ночное время, эту крепость и в особенности с противоположного берега Аргуна …». Здесь по роду службы ему «приходилось участвовать в конвоировании больших обозов во время оказии из Вождвиженской в Грозную, а также в прикрытии рабочих во время фуражировок и заготовки дров для нужд крепости. Командировки эти весьма редко обходились без перестрелки с неприятелем».
В первый год службы Шомпулева Куринским полком в составе левого фланга Кавказской армии « были предприняты две экспедиции против горцев. Первая из них при р. Нефтянке, с мая продолжалась около полутора месяца. Вто
Просмотров: