Кумаков А.В. Герой своего времени (Русский дворянин на Кавказе)//Военно-исторические исследования в Поволжье. Саратов. 2008. Вып. 8. С. 151-159.
Известный общественный деятель Саратовской губернии Виктор Антонович Шомпулев, прослуживший отечеству на разных должностях свыше пятидесяти лет, неизменно представлялся поручиком в отставке и с гордостью носил свой солдатский георгиевский крест. Должность губернского предводителя дворянства позволяла ему в своё время получить ранг статского советника, в соответствии с которым он и получил орден св. Владимира 3-й степени. Но Шомпулев всю жизнь оставался младшим офицером, подчёркивая свою причастность к ратным делам.
Родившись в дворянской семье, Виктор Антонович знал, что его отец, деды и прадеды прошли через воинскую службу и участвовали в делах. Дед его по отцовской линии был венгерским гусаром, принявшим российское подданство, а дед по матери – офицер Ладожского полка, бывший несколько лет адъютантом Суворова. Отец участвовал в Отечественной войне 1812 года. Умер, исполняя должность начальника губернской жандармской команды, во время холеры в 1830 году.
Мать Виктора, овдовев в 27 лет, нужды не испытывала, поскольку имела за мужа полный пансион, а от родителей – несколько крепостных и небольшое имение под Саратовом. Однако, дать сыну образование за казённый счёт посчитала нужным.
Сначала семилетний Витя, как сирота офицера, был на три года определён в Александровский корпус для малолетних сирот в Царском Селе. Это учебное заведение было создано для подготовки к поступлению в кадетские корпуса сыновей офицеров, погибших на службе. А в 1840-м году он был переведён в Павловский кадетский корпус, образованный в 1829 году из императорского военно-сиротского дома. В корпусе он был на хорошем счету и неоднократно подходил в качестве ординарца к императору Николаю I и великому князю Михаилу Павловичу, что, несомненно, укрепило в мальчике монархические чувства. Однако, Виктор Антонович пробыл в корпусе только шесть лет, закончив два курса: приготовительный (1 год) и общий (5 лет). Заболев пневмонией, он оставил корпус и вернулся в Саратов, где около двух лет прослужил вне штата (без жалования) в канцелярии губернатора Кожевникова. Впоследствии, в своих формулярах он пишет, что получил домашнее образование, избегая упоминания о неоконченном образовании.
В начале января 1849 года восемнадцатилетний Виктор отправляется на Кавказ. Провожали юношу из дома его старшей сестры (Большая Кострижная, 4), получившей его год назад по наследству от своей двоюродной бабки – Марии Фёдоровны Дмитриевой. Анна Викторовна только что выгодно вышла замуж за единственного наследника обширного имения в селе Слепцовка Аткарского уезда – Алексея Петровича Иванова. Не исключено, что близкое знакомство последнего с кавказским героем Николаем Павловичем Слепцовым подвинуло Виктора пойти служить именно на Кавказ.
Для дальней поездки был нанят дормез (повозка, позволявшая ехать лёжа на перине или тюфяке), запряженный четвкой почтовых лошадей. На козлах, помимо ямщика ехал крепостной дядька – лакей, который сопровождал Виктора во время всей его службы на Кавказе.
Дорога до Владикавказа заняла три недели безостановочной езды. Приехав, Виктор Антонович остановился в единственной в городе гостинице Лебедева. Здесь же был клуб, где местное общество проводило время за картами и танцами. Юноша сделал визиты нескольким военноначальникам, и, познакомившись, стал у них бывать. Особенно он сблизился с начальником Владикавказского военного округа генерал-майором Ильинским, у которого Шомпулев регулярно обедал до определения в воинскую часть. Не менее тесно он сошёлся с семьей командира артиллерийской батареи Алексея Петровича Опочинина, который был женат на княжне Варваре Яковлевне Орбелиани. По его воспоминаниям, Виктор Антонович посещал эти два семейства поочередно.
В дом Опочинина гостей влекло общество его жены, которая, по словам Шомпулева, была до крайности интересной, и двух сестёр последней. По словам дивизионного квартирмейстера Ольшевского (оставившего мемуары о тех же событиях, что и Шомпулев): «не побывать у Опочинина…, значило навлечь его неудовольствие; да после этого не кажись на прекрасные глаза его жены Бабале, которая хотя и доживала третий десяток, но в обожателях недостатка не имела».
Шомпулев описывает характерный эпизод из офицерской жизни, связанный с командиром Кабардинского полка полковником князем Барятинским, известным щеголем, носившим лаковые штиблеты и воротнички снежной белизны. Во время одного из обедов Барятянский попросил Бабалю снять с ножки башмачок, и выпил из него шампанское за здоровье хозяйки. Примеру князя последовали все офицеры, и туфелька обошла весь стол.
Шомпулев провел во Владикавказе более месяца и сделался своим, как в семействе Опочининых, так и Ильинского, которые предлагали ему поступить к ним на военную службу и в дальнейшем навещали юношу в его части.
Однако, Виктор Антонович с 19 марта вступает в Егерский, генерал-адъютанта князя Воронцова, более известный как Куринский, полк, входивший в состав 20-й пехотной дивизии. Службу он начал юнкером, с выслугою 3-х месяцев за рядового. Однако, будучи рядовым, Шомпулев прожил в казармах всего месяц, после чего ротный командир разрешил перейти ему на квартиру в отдельную избу, где Виктор жил в дальнейшем со своим крепостным лакеем.
Полк размещался в крепости Воздвиженской, расположенной на левом фланге Кавказа, в 30-ти верстах от крепости Грозной. Воздвиженская была расположена вблизи Аргунского ущелья и регулярно подвергалась обстрелам чеченцами с противоположного берега реки Аргун.
В гарнизоне кроме куринцев и подвижной артиллерии, входили: ракетная команда, взвод саперов и две-три сотни донских казаков. Один из батальонов занимал построенное в 1847 году, в 14 верстах от Воздвиженской, укрепление Урус-Мартанка. Штатских на передовой линии в то время практически не было. Единственным развлечением, у офицеров была игра в карты.
Особым событием для гарнизона был приезд казачек Терской линии. Особенно, восхищала молодых офицерови Виктора Антоновича в том числе Дунька Догадиха. Последней даже однажды устроили факельное шествие, нося ее с песнями на носилках по крепости. Эта красавица очаровала в своё время военного министра графа Александра Ивановича Чернышова, а так же Лермонтова, написавшего якобы после знакомства с ней «Казачью колыбельную», и художника князя Гагарина.
Гарнизон еженедельно участвовал в конвоировании обозов в Грозную. Кроме того, прикрывал рабочих во время сенокоса и заготовки дров для нужд крепости. Конвои весьма редко обходились без перестрелки с неприятелем, особенно при движении колонны через Ханкальское ущелье. Горцы безнаказанно с высоты гор обстреливали колонну пушечными снарядами, тогда как войска, лишены были возможности отвечать им тем же. В ответ, куринцы образовали команду, вооружённую двуствольными ружьями с откидными штыками, которая в ночное время в засадах на лесных дорогах истребляла «шайки немирных горцев».
Командиром Куринского полка в то время был генерал-майор, барон Пётр Петрович Меллер-Закомельский. По словам Шомпулева в полку его не любили. Барон беззастенчиво пользовался правом, предоставленным офицерам, брать солдат для заготовки фуража, оплачивая каждому по пяти копеек в день и по две чарки водки. Под предлогом заготовки войскам, он продавал казне по несколько десятков тысяч пудов сена. При этом помимо денег получал еще и благодарность от начальства.
Набеги на ближайшие немирные аулы делались гарнизоном сравнительно редко, и всегда без особых потерь убитыми и раненными. Вылазки эти производились преимущественно тогда, когда чеченцы, уходили в набеги в другие местности, о чем в крепости узнавали за деньги лазутчиков из местных жителей. Набеги проводились для угона скота для питания войск, и истребления аулов, которые после этого обычно поселялись около русских крепостей.
«Ему снятся страшные битвы, реки крови и генеральские погоны … мечта, вздор, неприятеля не видать, схватки редки, горцы не выдерживают штыков и в плен не сдаются …».
В середине лета 1949 года в Куринскому полку проводил инспекторский смотр генерал Петр Петрович Нестеров. Основное внимание генерал обращал на одежду, пищу и размещение войск. На смотре он даже не захотел посмотреть полк в церемониальном марше. Но вызвал от каждой роты по несколько солдат и всех юнкеров и осмотрел их нижнюю одежду. Все юнкера оказались в тонком цветном белье, кроме Шомпулева, у которого оно было такое же, как у солдат и на ногах были портянки. Виктор Антонович также не носил тонкого мундира, хотя под солдатским сукном его одежды была подшита шелковая подкладка. Это обратило на него внимание, и в следующую экспедицию Виктору было разрешено жить в палате с батальонным адъютантом.
В 1849 году Шомпулев участвовал в двух экспедициях против горцев. Первая из них в мае – июне проходила на реке Нефтянке. Отрядом командовал полковник Суслов. В результате этой операции была построена укрепленная башня в нескольких верстах от Грозной. Горцы, как и всегда, мешали работам, обстреливая лагерь из орудий. В свою очередь, получив сведения об отсутствии в ближайшем немирном ауле горцев, Суслов предпринял ответный набег, в котором пришлось участвовать и Шомпулеву.
В составе отряда, участвовавшего в этом набеге, была рота пехоты, сотня казаков и два орудия. Отряд на рассвете перешёл в брод речку Шавдонку и прикрывал мост, который наводили саперы для перехода кавалерии и артиллерии. После этого казаки во главе с Сусловым быстро направились к аулу, близь которого паслось неприятельское стадо рогатого скота. Однако, горцы, под началом известного чеченского наиба Талгика, заметила конницу. Казакам пришлось вступить в перестрелку с горцами и ограничиться только угоном скота. Когда началась обратная переправа с артиллерией через мост, прикрытие его легло на роту, в которой находился Шомпулев. Натиск горцев был настолько силен, что рота должна была залечь в канаву, чтобы дать возможность, с другой стороны реки, через их головы, обстрелять неприятеля картечью. После разборки моста рота стала переходить в брод эту топкую речонку. Артиллерия уже была лишена возможности сдерживать горцев, которые спешились и вступили в рукопашный бой. Схватка была отчаянная и продолжалась лишь несколько минут, но потери с обеих сторон убитыми и раненными были значительны. Ротный командир был убит, а в числе тяжело раненых оказались офицеры и почти все унтер-офицеры этой роты. Шомпулев, по его словам, несмотря на контузию в голову, вывел роту, подобрав всех убитых и раненых. Однако, он не получил награды, опять же по его словам только потому, что имел недоброжелательное к себе отношение начальника отряда. Суслову, якобы, не нравилось то, что к юнкеру в лагерь приезжало дамское общество двух его старших начальников.
Вторая, гораздо более значительная, экспедиция, в которой участвовал Шомпулев, проходила под начальством генерала Нестерова и продолжалась с 3-го августа по 25-е октября 1849 г. Во время неё было построено Тепли-Кичинское укрепление по течению реки Сунжи.
Войскам пришлось начать эту экспедицию взятием 3-го августа, с бою участка правого берега реки Сунжи, против возвышенности, на которой был в последствии разбит лагерь и построено укрепление. Заметив стягивание русских войск, горцы устроили на покрытым лесом берегу завал из срубленных деревьев и хвороста и встретили отряд пушечным и ружейным огнём.
Река Сунжа в этом месте была довольно широка, а брод был выше человеческого пояса. Быстрое течение сильно затрудняло переход под градом неприятельских пуль, с ружьями на плечах и патронташами на шее. Чтобы не быть снесенными водой, солдатам пришлось держаться друг за друга, убитых же при этом, вырывая из рядов, уносило течением реки. Достигнув берега, отряд взял завал в рукопашном бою, привычном, по словам Шомпулева для кавказских войсках.
За участие в этом бою Шомпулев был произведен в офицеры. Но в полк высочайшее утверждение пришло только через несколько месяцев, поскольку представление шло по многочисленным инстанциям. Из полка оно отправлялось к командиру бригады, от него к начальнику дивизии, далее к командующему войсками Кавказской линии, и к главнокомандующему, который в то же время был наместником Кавказа, а затем только уже к Военному Министру, для доклада Государю Императору. Железных дорог и телеграфов тогда еще не было и потому даже для курьера, отправлявшегося в Петербург, путь от Кавказа был длителен.
В январе следующего 1850 года была проведена одна из самых крупных по числу войск зимняя экспедиция в Большой Чечне, под начальством того же генерала Нестерова. Юнкерам, представленным в офицеры, в то время не было обязательным участвовать в экспедициях, поскольку они находились в положении уже не рядовых, но ещё не офицеров. Однако, Шомпулев не остался в крепости, так как в этой экспедиции участвовал батальон куринцев во главе с Меллер-Закомельским, в который входила рота нашего героя.
Экспедиция эта предназначалась для вырубки Шалинского леса, находившегося в нескольких верстах от Воздвиженской, за рекой Аргун, с целью приближения к резиденции Шамиля – Ведино.
С 1846 года в Чечне возобновилась рубка просек в систематическом порядке. Они прокладывались для постоянного сообщения между российскими поселениями. Для этого срубались деревья до основания, до корней. В Шалинском лесу нужно было сделать просеку шириной в две-три версты, чтобы защитить проходящие по ней колонны не только от ружейного, но и от прицельного артиллерийского огня. Это был решительный наступательный шаг на Большую Чечню.
В этой, третьей для него, экспедиции Виктор Антонович пробыл в строю всего несколько дней, но в его памяти сохранились некоторые эпизоды из тех дней, поразившие его юношеское воображение.
Например, случай с подпоручиком Андрейченко, вынувшего изо рта убитого сослуживца сигару со словами: «эх, братец, не дали даже докурить такую хорошую сигару». Действие происходило у костра, вокруг которого офицеры читали Лермонтова. Убитого было приказано отнести, и чтение Лермонтова возобновилось.
На пятый день экспедиции 23-го января колонна Куринского полка, возвращаясь к вечеру в лагерь, подверглась сильному преследованию. Горцы, зашли с тыла уже на открытой местности и осыпали отряд градом пуль, а затем, выдвинув в опушку леса свои орудия, продолжали преследовать пушечными выстрелами. Колонна вынуждена была возвратиться и с помощью картечи дать отпор неприятелю, и затем только, начала отступать с сильной перестрелкой, постоянно останавливаясь.
В этот, день, Шомпулев был тяжело ранен в присутствии генерала Нестерова, который, ежедневно посещая работы, а на этот раз, в виду особенно жаркой перестрелки, находился при колонне целый день. Рана Виктора Антоновича оказалась тяжела, и он был отправлен в военный госпиталь в Грозной. Там он провёл двенадцать недель.
Далее военная биография Виктора Антоновича складывается следующим образом. В первых числах мая 1850 г. он оставил Грозненский госпиталь и явился к своему полку в Воздвиженскую, где полковой командир поздравил Шомпулева с наградой. Виктору Антоновичу был пожалован именной солдатский Георгиевский Крест за №8732, который в то время имел только одну степень, с бантовыми украшениями из орденской ленты. Следует упомянуть, что в очерке по истории Куринского полка указано, что на 1852 год в полку было около тысячи кавалеров этого знака отличия.
Кроме того, Шомпулев получил от генерала Козловского бессрочную командировку для излечения раны на минеральных водах. Виктор Антонович выбрал Михайловский минеральный источник, куда его пригласил начальник Сунженской линии, упомянутый выше, Н.П.Слепцов.
Дорога лежала почтовыми через Владикавказ. Далее, до Сунжи почтового сообщения уже не было, и поездка производилась по особому открытому листу, при конвое, который давался с казачьих пикетов, расставленных по этому пути. Слепцов поместил Виктора Антоновича с собой в своем небольшом деревянном доме. Николай Павлович был на пятнадцать лет старше Шомпулева и относился, по, всей видимости, к нему по-отечески. Возможно, что это происходило по просьбе матери Виктора Антоновича, хорошо знавшей Слепцова. Раненый юноша стал пользоваться ваннами Михайловского минерального источника, куда ежедневно, за несколько верст ездил в экипаже гостеприимного соотечественника.
Вспомним, портрет Грушницкого из «Героя нашего времени»: «Он был ранен пулей в ногу и поехал на воды… Грушницкий – юнкер. Он только год в службе, носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель. У него георгиевский солдатский крестик. …ему едва ли двадцать один год … слывет отличным храбрецом; я его видел в деле: он машет шашкой, кричит и бросается вперед, зажмурив глаза…
Приезд его на Кавказ – следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что…». Практически стопроцентное сходство говорит, скорее всего, о типичности нашего героя в том времени.
Сведенную после ранения ногу Виктора Антоновича подставляли прямо под горячий кран источника, и уже вскоре он почувствовал значительное улучшение. После 60-ти ванн, нога больного совершенно распрямилась, хотя сустав потерял природную подвижность, и нога несколько укоротилась. На всю жизнь Шомпулев лишился возможности свободно ходить без палки.
Осенью 1850 года Слепцов со своим полком провёл операцию по взятию Шалинского окопа – укрепления, сделанного чеченцами на просеке Шалинского леса. Шомпулев сопровождал его в этом походе в составе сотни есаула Малецкого, нарядившись в черкесское платье, которое носили линейные казаки. Но в действиях не участвовал, а являлся, по сути, зрителем. Рассказу об этом походе и о своих отношениях со Слепцовым Виктор Антонович посвятил отдельный очерк.
Из воспоминаний об этом походе он приводит следующий эпизод. После взятия окопа Слепцов обходил роты и благодарил солдат. Вдруг, послышался свист пули и ее удар во что-то мягкое. На вопрос Слепцова, кто ранен, ответа не последовало. «Увидав же, что стоявший около него старый куринский солдат, рядовой Бойко, кончавший 25-летнюю службу на Кавказе придерживает ногу рукой, из-под которой текла кровь, Слепцов обнял его, а солдат, продолжая стоять, только сказал: «не беспокойтесь, ваше высокоблагородие, в кость не попало, до свадьбы заживет!», с этими словами старик упал и был доставлен на перевязочный пункт».
Виктор Антонович приводит также курьезный рассказ о командующем войсками Кавказской линии, генерале Завадовском. Последний, «получая списки представленных к наградам офицеров, и боясь представлять эти большие списки к наместнику Кавказа, якобы имел обыкновение, закрывая глаза, водить по списку карандашом, приговаривая: «везе-не везе, везе – не везе» и т.д., зачеркивая, таким образом, одних и оставляя других. Когда же ему адъютант докладывал, что из числа зачеркнутых есть некоторые офицеры, которые уже не в первый раз лишаются таким образом наград, то старик на это отвечал: «Ну, як не везе, то уж и не везе!». Впрочем, он отмечает, что этот способ назначения наград не касался особо отличившихся и раненых, о которых представление делалось особо.
17 января 1851 г. Виктор Антонович был произведен в прапорщики за отличия в делах против горцев. А 13 марта того же года он был отпущен в отпуск с сохранением содержания для излечения контузии в Саратовскую губернию на 5 месяцев и вернулся назад 1 августа того же года.
Между Кизляром и Астраханью, в Ногайских степях почтовые сообщения производились на волах, при чем ямщики-ногайцы, погоняя волов шли рядом с ними пешком. Расстояние между станциями были до сорока верст, и дорога до Саратова занимала около 20 дней. Таким образом, дома он пробыл чуть больше трёх месяцев с апреля по июль 1851 года.
Отпуск, однако, принес мало пользы для его здоровья. Шомпулев почти не оставлял костылей и он уже подумывал со всем не возвращаться на Кавказ. Но письма Слепцова и полковых товарищей, внушили ему надежду на возможность поправиться на кавказских минеральных водах.
Интересно отметить, что Виктор Антонович по возвращении в полк получил право иметь в строю ручной костыль, так как без его помощи ходить не мог. Хотя во время набегов и оказии все офицеры пехотных войск Кавказа имели верховых лошадей, продолжение службы для Шомпулева, оказалось затруднительным. Во время первого же набега ему пришлось во время перестрелки, быть долгое время спешенным, и на следующий день, вследствие воспаления ноги он попал в лазарет, где и пролежал две недели.
Осенью 1851 года Виктор Антонович попросил у генерала Нестерова разрешения отвезти в Сунженский казачий полк к Слепцову четыре солдатских Георгия, пожалованных за взятие Шалинского окопа.
Добравшись, до Закан-Юрта Шомпулев узнал, что Слепцов со своим отрядом находится на другой стороне реки Сунжи не более чем в четырех верстах от станицы. Один из офицеров гарнизона, который, бывал часто в соседних немирных аулах и имел там кунаков, взялся провести Виктора Антоновича к Слепцову кратчайшим путем. Этот офицер, поляк по происхождению носил черкесское платье и среди горцев был известен как Султан-Гирей.
Оба молодых человека в черкесских платьях, с бурками на плечах и закутанные башлыками переправились, с наступлением ночи, через Сунжу и поехали лесом, встречая по пути немирных горцев. Дорога в лесу была настолько узка, что приходилось при встрече тем или другим осаживать лошадей в сторону. С горцами Султан-Гирей, как знакомый, здоровался, поднимая руку кверху, и говорил что-то по чеченски. Так они доехали до поля, где на расстоянии не более версты виднелись большие костры стоянки Слепцова. Султан-Гирей предупредив, что на этой поляне, быть может, имеется пикет горцев, предложил Шомпулеву скакать через поле во весь опор, успокоив, что в темноте в него не попадут.
Едва Виктор Антонович успел пустить свою лошадь в карьер, как по нему был сделан выстрел, разбудивший лагерь Слепцова. Оттуда навстречу Шомпулеву понеслось двое всадников. В них тот узнал переводчиков Слепцова, которые и проводили к нему «героя». Слепцов, увидев Шомпулева и узнав, что с ним находятся посланные для его казаков ордена, пришел в неописанный гнев, угрожая арестовать, предать суду и даже расстрелять легкомысленного юношу. Вскоре, однако, он, уже смеясь, рассказал обо все этом собравшимся офицерам и, приказав откупорить несколько бутылок портера, угостил всех.
Действия Слепцова в этой местности имели целью замирение горцев и очищение обширной местности по Сунжинской линии, для свободной обработки полей его казаками. Слепцов, дал горцам аула, подле которого стоял его лагерь, четырехдневный срок для изъявления покорности, если они немедленно не переселятся в глубь Чечни. Шомпулев вспоминает, как при свете костров женщины бегали то и дело в свои сакли, нагружая запряженные арбы пожитками. Часть их погнала уже свой скот в Большую Чечню, а другая в сторону Слепцовского отряда.
В Сунжинской станице Слепцов снова пригласил Шомпулева жить у него. В доме Слепцова за это время перебывало много известных кавказских генералов, большинство которых были сравнительно молоды, и все эти, закаленные в бою генералы, представляли для юноши немалый интерес. Зимой Виктор Антонович со Слепцовым посетил Владикавказ, где побывал на вечере у генерала Ильинского и встретил там своих старых знакомых после двухлетней разлуки.
На Сунже Слепцов, не один раз приглашал участвовать Шомпулева в охоте на кабанов, разрешая для этого известным своим казакам-охотникам отправляться с ним в отъезд суток на двое. На привале у огня Виктор Антонович слушал рассказы казаков о возникновении Сунженской линии и формировании Сунженского полка. При этом он особенно выделяет рассказы есаула Баскакова. Это описание перекликается с событиями описанными Л.Н.Толстым в повести «Казаки».
По словам есаула полк формировался из разного сброда, стекавшегося из всех местностей России. Тут были донцы, уральцы, астраханцы, оренбургцы, сибиряки, отставные солдаты и пр., поэтому первая горсть казаков была в самом разнообразном одеянии и различным оружием. Все они, конечно, были народ отчаянный, так как оставлять родину и спокойную жизнь для поселения на Сунже, среди немирных горцев, людям хорошо обеспеченным не было никакого резона. Оружие и одеяние они отбирали у горцев для собственной экипировки. А большая благоустроенная станица этого полка обязана своим процветанием исключительно одному Слепцову, замирившему горцев на всем пространстве Сунженской линии.
Слепцов, несмотря на свою боевую жизнь, был крайне впечатлителен и смерть не только офицеров, но и казаков, его сильно расстраивала, так что после каждого убитого в бою под его начальством он делался молчалив и мрачен, почему и было его всегдашней заботой обставлять свои военные действия с возможно меньшей потерей. При этом семьи убитых он всегда обеспечивал, истратив большую часть своего состояния на казаков.
Той осенью Шомпулев нанимает по соседству с Сунжей дом у отставного есаула. Днём он часто бывал на охоте на кабанов, а по вечерам начал посещать хороводы, на которые собирались дочери казаков. Там завязался его роман с дочерью хозяина дома, который он снимал. Особенно они сблизились после того как девушке пришлось ухаживать за Виктором Антоновичем после его падения с лошади на охоте. Прикладывая на разбитый бок больного компрессы, и давая по указанию врача лекарства, 15-ти летняя девушка целые ночи просиживала у его изголовья. Тогда Шомпулев узнал, что по достижении её 16 лет обязаны были по письменному условию отдать замуж за сына станичного начальника, с которым по обычаю они в детстве были засватаны, с неустойкой в 500 рублей. Тогда он передал отцу девушки сумму неустойки и на время переговоров с семейством её жениха уехал во Владикавказ. Но не прошло и двух недель после этого, как он получил письмо от сотенного командира о том, что девушка была всё-таки повенчана, хотя и сказала в церкви священнику, что ее замуж отдают насильно. Ему пришлось дать распоряжение своему лакею перевезти вещи в Сунжу.
Шомпулев в этом эпизоде о жизни а в казачьей станице удивительно напоминает Оленина из «Казаков» Толстого. «С начальством и товарищами он (оленин) имел мало дела. Положение богатого юнкера на Кавказе особенно выгодно в этом отношении. На работы и на учение его не посылали». Оленин, «как каждый юнкер или офицер в крепости… угощает девок закусками и медом, волочится за казачками, в которых влюбляется; иногда и женится…». Воинские подвиги также были, очевидно, у всех молодых офицеров похожи: «Набег продолжался четыре дня. За него ему навесили солдатский крест, которого он так желал … За экспедицию был представлен в офицеры, а до того времени оставляли его в покое…».
Осенью 1851 года Виктор Антонович начал хлопотать об отставке, до получения которой просил оставить его при казачьем полку. Вместе с казакам и пехотным батальоном Шомпулеву пришлось ещё раз участвовать в набеге на немирный аул.
Ночью отряд обложил аул, и с рассветом в аул был отправлен парламентер с предложением о сдаче. Но парламентёр не вернулся, и со всех сторон высыпали горцы. Началась перестрелка и в ауле солдатам и казакам пришлось сакли брать с боя, так как оставшиеся в них горцы заперли двери и отстреливались из окон. В одной из них, ворвавшиеся казаки увидели в углу присевшего на пятки седого старика горца; он вооруженный молился перед кораном, лежавшим на низеньком столике. Русский воин не решился нарушить этой молитвы, но старик мгновенно вскочил и, сделав выстрел, тяжело ранил одного из солдат. Он, конечно, был убит, но в сенях из открытой западни последовал новый выстрел, которым был убит казак. Его товарищи бросились в сени, откуда затем раздались крики женщины. Подоспевший Шомпулев освободил из их рук молодую черкешенку. Виктору Антоновичу, по его словам, пришлось поместить ее у себя. Слепцов поручил своим переводчикам передать жителям ближайших мирных аулов о желании возвратить девушку её семейству. Многие из мирных черкесов предлагали в этом свои услуги, но она следовать за ними отказалась, боясь попасть им в жены.
Девушка находилась у Шомпулева около трех месяцев, в продолжение которых она научилась немного говорить по-русски и перестала дичиться. Она даже согласилась быть на вечере у Слепцова к удовольствию офицеров. Виктор Антонович к этому дню одел ее в роскошный костюм черкешенки, подарив даже маленький кривой кинжал, который был заткнут у неё за пояс.
Узнав о том, что Шомпулев собирается покинуть, Кавказ девушка стала проситься с ним. Опасаясь перед концом своей службы какой-либо новой неприятности, так как история с дочерью есаула была еще слишком свежа, он решил как можно скорее развязаться с казачьей службой и вскоре отправился в штаб-квартиру Куринского полка.
В день отъезд Шомпулева, она, обвив его ноги руками и не пуская от себя, плакала, как ребенок. Когда же он уехал, она сбежала из станицы в одежде, в которой была взята в плен. Впоследствии Шомпулев узнал, что во время зимней экспедиции в том году при взятии одного из немирных аулов среди убитых горцев нашли вооруженную женщину, которая, по заверению очевидцев была его пленницей. Но так как тела убитых горцев русскими войсками не подбирались, это не могло быть проверено.
Вспомним лермонтовского «Кавказца»: «Наконец, он явился в свой полк, который расположен на зиму в какой-нибудь станице, тут влюбился, как следует, в казачку … Он мечтает о пленной черкешенке, но теперь забыл и эту почти несбыточную мечту».
В крепости Воздвиженской Шомпулев нашел большие перемены. Командиром Куринского полка назначался, произведенный в полковники, сын наместника Кавказа, Воронцов. Дом, который занимал барон Меллер-Закомельский, реставрировался и большая перед ним площадь превращалась в тенистый парк.
И лишь спустя ещё одну зиму «Вследствие открывшейся раны, признанный врачами не уступающей врачебным средствам» Высочайшим приказом Императора Николая I, 24 мая 1852 года, Виктор Антонович был уволен от службы с мундиром и полным пенсионом».