В начале сентября 1918 года … к нам на квартиру на Константиновской улице явилась какая-то вооружённая компания людей в солдатских шинелях, и новые господа заявили нам, что они реквизируют всю нашу движимость и занимают квартиру. Нам они оставляли по одной тарелке, по одной чашке, по одной ложке на человека. Мы должны были выселяться куда угодно.{nl}Выселение опротестовать было невозможно, но реквизицию имущества мне удалось аннулировать. Конечно, пришлось использовать, как теперь говорят, «блат». Я вспомнил, чго С. И. Спасокукоцкий только что оперировал одного из власть имущих, которого кто-то ранил в голову. Операция прошла удачно, хотя ранение оказалось тяжёлым. Пациент после операции уже поправился. Я написал просьбу о приостановке реквизиции, и Сергей Иванович сам лично передал мою просьбу своему пациенту, а тот написал на прошении: «Реквизицию приостановить впредь до особого распоряжения».{nl}На основании этой подписи я вывез всё имущество, вплоть до электрической ар¬матуры, в Физический институт. Временно мы переехали в лабораторные помеще¬ния, и я начал искать новую квартиру. Что же касается «новых хозяев» квартиры на Константиновской, то они, когда опять явились туда и обнаружили совершенно пус¬тое помещение, поселяться в ней отказались, так как у них своего ничего не было и они рассчитывали спать на наших кроватях и есть из нашей посуды.{nl}Мне никогда не забыть такую картину: явившись к нам, они тут же принялись описывать наше имущество и, когда в ящике буфета обнаружили серебряные коль¬ца для салфеток, то попытались надеть их на руку в виде браслета и всё удивлялись тому, что они так узки. И так как никакого употребления этим кольцам придумать не удалось, оставили их в покое. Другие двое перебирали посуду в серванте и наш¬ли там две бутылки с остатками ликёра. Тут же, сидя на полу, они прямо из горлышка допили эти остатки.{nl}Стр.221{nl}От Владимира Васильевича (Голубева) я узнал интересные вещи. По поводу массовых арес¬тов в Саратове из Москвы была прислана комиссия во главе со Смидовичем — вы¬яснить причину этих арестов, в частности, причину ареста моего, Бенешевича и дру¬гих. Комиссия будто бы потребовала, чтобы арестованным были предъявлены обви¬нения или, если таковых предъявить нельзя, арестованные должны быть освобожде¬ны. Саратовские власти, которые этот массовый арест осуществили, отвечали, что они обвинений, достаточно обоснованных для возбуждения судебного дела, предъя¬вить не могут, но и освобождать массу людей также не решаются, это-де произведёт «сенсацию». Заведующий губ. ЧК (кажется, Петров) был вызван в Москву, но по дороге он заразился сыпным тифом и вскоре умер.{nl}Точной хронологии, в какой происходили эти события, я не помню, да, может, целиком её я и не знал. Говорили, что московская комиссия будто бы всё же распорядилась часть арестованных освободить, в число их попали Бенешевич и ряд других, а относительно меня и тех, кто оставался в нашей компании (Какушкин, Быстренин, Образцов, Славин…), распорядилась переслать эту группу в Москву.{nl}Оказалось, поводом к арестам явилась нервозность ЧК, вызванная действия¬ми какого-то полковника Антонова, который с небольшим отрядом буйствовал в Саратовской области: грабил поезда, жёг станции.{nl}Стр.240-241