10 ceго марта я был арестован, не зная какие причины послужили к моему аресту, я лишен возможности определенно представить исчерпывающие объяснения своей невиновности. Поэтому считаю нужным{nl}сообщить Революционному Трибуналу в общих чертах сведения за время своей службы в Камышинском уезде, начиная с 1902 – 1917 г.г., свидетельствующие о моей близости к народу, заботах о нём и его доброе внимательное отношение ко мне, как непогрешившему против него.{nl}В 1902 году, в марте месяце я был назначен в Камышинский уезд Земским Начальником в 1-й участок, состоящий в то время из одной Сосновской волости, около 80000 жителей. Насколько у меня были хорошие отношения с населением участка, могут установить все близкие должностные лица, которые работали со мною в продолжение пяти лет, до войны 1907 г. и вообще все население. Без малейших осложнений прошел освободительный период, который является ярко-показательным моего не только гуманного отношения, определенно дружеского заботливого к интересам крестьянства. -Приведу одно важное обстоятельство. – В немецких колониях Саратовокой губернии существовало Взаимное Страхование недвижимости. Так как имущество колонистов в общем оценивалось в солидную сумму, то Губернское Земство возымело намерение подчинить своему Земскому Страхованию все колонии, желая извлечь значительную выгоду не этой операции. Правительство стало на сторону Губернского земства и перспектива колонистов была не из приятных: платить громадную страховку и не получать даже одной трети в случае пожара, стоимости построек, да и то когда-то… Тогда как страховой отдел Губземства был накануне банкротства и существовал лишь на пособия от Правительства в различные займы. Население как говорится – взвыло. И вот я о т.т.Брандтом В.Х. и Зибенгааром П.О. /бывшие волостные писаря/ поехали в Петербург в качестве уполномоченных всех без исключения немецких колоний Саратовской губернии и этот вопрос блестяще провели в благоприятном смысле. {nl}Тогда в 1907 г., я был назначен Непременным Членом Землеустроительной Камышинской Комиссии и приехал в Лесной Карамыш проститься с крестьянами, среди которых я прожал пять лет, то сельский сход этого общества 10 000 состава избрал меня членом своего общества.{nl}Итак c этой весны я приступил к работам по землеустройству; а в июле был избран Предводителем Дворянства, совмещая должность и Непременного Члена. {nl}Так как средства я никогда не имел и никаких поместий ни от кого не унаследовал, то с помощью добрых людей своих знакомых, и кредита, чтобы иметь право службы по земским выборам приобрел 300 десятин земли, из которой удобной было всего 250 десятин: долгу же на этом участке было до 75% от всей стоимости, т.е. до 40 000 руб.{nl}В первый же год своей службы Непременным Членом я ездил в Петербург, в качестве уполномоченного от немецких колоний, с ходатайством о распространении действий крестьянского поземельного банка и на колонистов, которых из состава всего уезда в 500 000 человек было свыше 200 000 человек. В этом вопросе я также имел успех: безземельным и малоземельным крестьянам было разрешено покупать землю с помощью банка. {nl}По должности непременного члена, в каковой я пробыл два года, с крестьянами тем более не могло быть никаких недоразумений. {nl}В 1909 г. я был выбран предводителем Земской Управы и также совмещал должность предводителя дворянства. На этом поприще у меня была особенно интенсивная работа, так как целый ряд неурожайных лет выбивал окончательно крестьян из колеи, нарушая их благосостояние.И мне в полном смысле слова приходилось вырывать у Правительства я каждый рубль. Деятельность Земства и моя лично была оценена населением в виде массы одобрительных приговоров. {nl}При организации общественных работ имел место один характерный случай – как снег, на голову, появился в Саратове камергер Евреинов, председатель трудовой помощи, находившийся в то время под покровительством бившей царицы Александры Федоровны. Естественно, что я восстал против вмешательства этой чуждой организации в наше общественное дело, доказывая, что местные силы лучше справятся с общественными работами, не производя лишних трат на «суточное» представительство и проч., так как господа камергеры средства не дополнительных, а распоряжаясь по-своему делом ещё урывали себе на содержание из ассигнованных в заработок голодающих сумм. Какой переполох был создан моим протестом. Бывший Губернатор Стремоухов совершенно потерял голову. Вызвал меня в Саратов, где угрожал и умолял не делать скандала, так как де будет большая неприятность всем… В конце концов, Стремоухов объявил мнe: «Трудовая помощь будет работать в Камышинском уезде и Земство обязано помогать ей». При наличности таких условий, мне ни чего не оставалось сделать, как подать в отставку, что я и сделал. Тогда мой заместитель член управы Брандт телеграфно запросил губернатора разрешить созыв чрезвычайного Земского собрания, для избрания председателя управы. После этого Губернатор спасая свою шкуру, как то уладил инцидент с посланцем Александры Федоровны Евреиновым и последний сам отказался от Камышинского уезда, отлично поняв, что он не ко двору и взял в свое заведывание два уезда Вольский и Сердобский. Но мне этот номер даром не прошёл, о чём скажу несколько дальше. {nl}Весною в 1910 году в Камышине была назначена выездная сессия Судебной Палаты с сословными представителями по делу о Камышинском вооруженном восстании, бывшем в 1906 году и другим делам. {nl}Администрация знала о моем благоприятном отношении вообще к политическим и помнила мое участие в Военно-окружном суде в Камышине в 1908 г. по процессу с социал-демократами, когда я выступал в качестве свидетеля и спас некоторых подсудимых от каторги /дело Куприановой и других/, что в свое время вызвало бурю негодования среди Саратовских черносотенцев – поэтому она приняла меры к отстранению меня от участия в Судебной Палате. Результат получился очевидный. Я не был назначен: -взамен приехал сам губернский предводитель дворянства Ознобишин известный реакционер и крепостник. {nl}Не буду говорить какой ужас обуял обвиняемых когда, вместо меня они увидели в суде Ознобишина. … это установят сами потерпевшие и свидетели. {nl}Зимой названного года обратились ко мне Спрыгин, Зиньковский и Дитц о ходатайстве в выдаче им свидетельств на звание частных поверенных при Камышинском Съезде, коего я был председателем. По формальным условиям, конечно, выдача просимых свидетельств была не возможна, так как упомянутые лица были ограничены в некоторых своих правах по суду: первые двое по Камышинскому восстанию, третий выборжец; тем не менее я уговорил членов Съезда удовлетворить просьбу. Свидетельства были выданы. По протесту прокурора наше постановление было отменено. Зиньковский, спустя некоторое время, вновь обратился ко мне с повторным ходатайством и я рискнул выдать ему свидетельство вторично. Прокурор вновь опротестовал. Но этим дело не кончилось. Приближалось время выборов в четвертую Государственную думу. Тут-то администрация выместила мне за всё: за трудовую помощь и за прочие беспокойства доставляемые мною. {nl}Губернатор собирает всевозможные материалы обо мне – различные ходатайства политических и так далее и шлёт всё в Министерство внутренних Дел. Независимо от сего Губернское присутвие составляет постановление о привлечении меня и других членов съезда за превышение власти и направляет дело о выдаче свидетельств Зиньковскому и Дитцу в Сенат. Проступок влекущий за собой ссылку на поселение, обязывает власть отстранить меня от должности, а следовательно парализовать мое право по выборам в Государетвенную Думу. Конечно , мною были приняты меры через более либеральных членов Сената и дело «засохло».{nl}В Государственную Думу, откровенно говоря, я не стремился, так как политикой активно не занимался, а работал исключительно в экономической области, но избран я был абсолютным большинством, благодаря прогрессистам и поехал в Петербург. В думе я вступил в группы Центра, главным образом, состоявшую из общественных деятелей и, затем был избран секретарем Бюджетной Комиссии. В думе я больше был занят деловой работой. Обязанности председателя земской управы я трижды слагал, но каждый раз земское собрание, по своему составу демократическое, отказывалось меня освободить. Свободное время от Думы я проводил в Камышине, ратуя об интересах крестьянства. {nl}Так например отстаивал крестьянские земли от отбирания крестьянским поземельным банком, который особенно свирепствовал при управляющем Лощилове. Не ограничиваясь отдельными ходатайствами о нуждах крестьян, я составил докладную записку о возмутительных действиях Лощилова, которого Петербург резко сократил.{nl}Много ушло времени и энергии на борьбу с губернатором князем Ширинским-Шихматовым к его сподвижником жандармским полковником Комиссаровым. Эта борьба едва не стоила мне высылке из Саратовской губернии, но я победил и они оба вылетела отсюда.{nl}В одном из дворянских собраний мною был поднят вопрос о Ширинском. Благодаря более либеральным и объективным дворянам против меньшинства черносотенной клики удалось составить постановление, коим доводилось до сведения министерства Внутренних Дел о нетерпимом поведении Губернатора. К сожалению вследствие передержки Ознобишина, мы провалились. – Маклаков с удовольствием скомкал дело и крепост¬ник камергер Ширинский, оставшийся благополучно в Саратове поедом {nl}заедал нас, осмелившихся выступить против него – этого изверга, а не человека. Ярым помощником у него являлся Комиссаров, который о помощью своих агентов и некоторых чинов полиции, как например пристава Шадрина, зверя нещадно избивавшего крестьян, привлеченного мною{nl}к ответственности, следил за моим каждым шагом. Я был предупрежден и действовал, понятно, чрезвычайно осторожно. – Дознание о распростране¬нии мною нелегальной литературы прошло благополучно, т.к.в сущности говоря я лишь покрывал других. Дознание о расстреливании бюста Николая II также кончилось в ничью «за не отысканием свидетелей»… {nl}Затем возникло следствие о сокрытии будто бы мною лошадей от поставки в армию, которое несмотря на все стремления покончить со мной тоже провалилось, благодаря отсутствию вины. А действовали эти деспоты энергично. Однажды после моего отъезда из деревни в Петербург, туда нагрянули жандармские офицеры, следователь по важнейшим делам Сергиевский, товарищ прокурора фон-дер-Ховен и проч. Расследовали на месте, все обыскали, а затем за недоказанностью дело прекратили. Я же, получив об этом налете телеграмму в Петербург, принял меры и в Думе и во всех Министерствах и с помощью наиболее прогрессивного состава. {nl}Прилагаю список свидетелей, которых прошу допросить. Кроме того настоятельно ходатайствую дело моё рассмотреть по существу, раз и навсегда покончить вопрос о моем прошлом, признав за мною право на свободное проживание, в Советской Республике, как не погрешившего против народа и революции.{nl}{nl}М.Готовицкий{nl}31 марта 1919 г. г.Саратов.