В конце 1826 г. на место А. Д. Панчулидзева назначен был в Саратов губернатором князь А. Б. Голицын. Он был женат на дочери министра внутренних дел Ланского Анне Васильевне. Это был ещё человек молодых лет, весьма приятной наружности, гордонадменный и властолюбивый. К нему весьма труден был доступ. Жил он в доме А. Д. Панчулидзева, имел при себе небольшое число прислуги, две тройки лошадей; редко, очень редко выезжал в карете, а разъезжал в открытых экипажах, на тройке саврасых лошадей без казака и жандарма.{nl}При нём полицеймейстером был полковник Албинский, и то недолго, а большей частью правил должность полицеймейстера частный пристав Скворцов, который несколько лет занимал эту должность и исполнял усердно поручения князя; настоящие же полицеймейстеры при князе что-то не долго могли служить. При самом вступлении князя в управление губернией он, по осмотре корпуса присутственных мест, губернского правления и своей канцелярии, нашёл их в самом чёрном виде, испросил разрешение на внутреннюю перестройку и на омебелирование губернского правления, на что в скором времени и была ассигнована сумма. В губернском правлении ж канцелярии губернатора появились столы, стулья, шкафы, окрашенные приличной краской; на шкафах были надписи, какого отделения и стола; столы были покрыты тёмно-зелёным сукном; для чиновников и присяжных бедного класса пошиты были форменные сюртуки, разумеется, с вычетом из их жалованья, и никто не мог являться к должности не в форме, исключая чиновников его канцелярии, которые преимущественно носили частное платье и всегда щегольски одевались. Завелись при столах настольные книги, описи делам и алфавиты. Дела зря по окнам, шкафам и по столам не валялись, а по окончании присутствия и занятий убирались в шкафы и запирались; всегда были дежурные и дневальные, которые и наблюдали за чистотой. Губернское правление в канцелярия приняли вид министерств; даже бумага на производство дел шла лучшая с печатными уголками; оболочки на делах были с гравюрами и дела вкладывались в картоны.{nl}Этим устройством и исправностью своей канцелярии князь хвалился. Очень часто случалось, когда были у него гости, он приходил в канцелярию с княгиней, с дамами, с барышнями и разными особами, предлагал им спросить у чиновников по алфавиту какое-либо дело. Чиновник ту же минуту брал из шкафа картон, вынимал в подавал потребованное, чем князь был чрезвычайно доволен…{nl}При каждом столе были особые чиновники, которые заведовали делами, формировали их и за упущение отвечали.{nl}Служащие в канцелярии были подобраны по возможности сколько-нибудь образованные, приятной наружности; им выдавалось порядочное жалованье, из тех же источников, на которые содержалась канцелярия и ранее при губернаторе Панчулидзеве, т. е. на счёт градских дум. Кто прослужит года два-три безукоризненно, определялся на открывавшиеся штатные места в г. Саратове и уездных городах. Князь всех своих чиновников знал лично и помнил их фамилии. Некоторые из них приглашались на его танцевальные вечера.{nl}Несколько молодых людей приехали с князем из Петербурга и служили в его канцелярии. Один из них, именно Н. П. Петров, средних лет, был лицом выдающимся. Он был из отпущенников министра Ланского, получил по особому высочайшему повелению первый классный чин, был чрезвычайно умный и дельный человек. Князь во многом слушал его советов, и Петров удерживал князя от многого, что готов был сделать князь при своём раздражительном и запальчивом характере…{nl}Князь был чрезвычайно строг, настойчив и требовал беспрекословного исполнения его распоряжении и приказаний. С чиновниками и приказными губернского правления поступал деспотически: они не выходили с гауптвахты и из-под ареста, так как из них многие были нетрезвой жизни и испорченной нравственности, те самые, которые служили при губернаторе Панчулидзеве; у них переменилась только наружная оболочка, т. е. пошиты были форменные сюртуки, а образ жизни их был одинаков с прежним. Исключать их из службы было нельзя, потому что они, люди дельные, необходимы были для службы при{nl}советниках на случаи разбора важных и серьёзных дел; при том же оклады жалованья были малые и лучшие чиновники в губернское правление служить не шли.{nl}Князь строго преследовал и искоренял взяточничество между начальствующими лицами и чиновниками…{nl}Чрезвычайно много было уволено князем от должностей чиновников всех ведомств и предано суду. Вот некоторые примеры его строгости и настойчивости. Секретарь Саратовской градской думы из мещан Пономарёв за взятье с мещанки 50 руб. содержался долгое время в тюремном замке. Дворянский заседатель саратовского земского суда А. А. Нестеров за сокрытие вещей после скоропостижно умершего иностранца по лишении прав состояния сослан в Сибирь на поселение. Волостного писаря Гришина, Пришибинской волости. Царицынского, ныне Царёвского уезда Астраханской губернии, князь во время рекрутского набора за взятки, по жалобе, принесённой на него, обрил Гришина в солдаты без всякого суда и следствия…{nl}Так как губернаторы обязаны были представлять списки о всех вообще чиновниках, занимающих места от 8 класса и выше, в министерство, с своей аттестацией, то князь многих аттестовал с невыгодной стороны, касаясь их чести. Когда ему докладывали близкие к нему лица — Петров и правитель канцелярии Симановский, что так нельзя в аттестации порочить честь заслуженных чиновников и что за это может князь подвергнуться ответственности, он на это сказал: «Покажите мне закон, которым я должен в этом случае руководствоваться». Но прямого закона не было (тогда ещё св. зак. не существовало). Действительно, противу сделанных князем аттестаций затребовано было от него объяснение. Правитель канцелярия представил об этом князю, затрудняясь составить сам ответ. Князь спросил лист бумаги и прямо набело сам написал министру донесение, испрашивая разрешения, как ему в этом случае поступить: по обыкновенной форме — «способен и достоин» или так, как он на самом деле знает чиновника. На это в 1831 или в 1832 году состоялось высочайшее повеление: аттестации делать так, как знает чиновника губернатор.{nl}Во время губернаторства князя Голицына в губернском правлении были советниками: Мешков, В. И. Иванов и асессор В. П. Львов, правителем канцелярии — Симановский; все они были люди дельные, исполнительные, но{nl}с крутыми и грубыми характерами; все распоряжения, приказания и желания князя исполняли без всякого прекословия, не щадя никого, лишь бы было исполнено то, что приказал князь. Только один Петров мог смягчить характер князя. Все означенные лица, близкие к князю, были для чиновников, занимающих и высшие должности, наказание Господне. Все оказывали им должное уважение, но в душе никто не имел к ним расположения.{nl}При князе Голицыне окончены постройкой четыре каменных дома для городских частей, с высокими каланчами для часовых, с приспособлением для вывешивания шаров, с помещениями для пожарных инструментов, лошадей и команды и квартирой пристава. Прежде того были простые «съезжие дома», деревянные, без всякого устройства.{nl}При князе же Голицыне построен дом тюремного замка, каменный, трёхэтажный, в большом размере, с принадлежащими к нему службами.{nl}При князе же в 1828 году открыта самостоятельная Саратовская епархия. Первый преосвященный был Моисей, который помещался в доме г. Тепляковой. Впоследствии для архиерея приобретён был дом деревянный, большой, который и теперь существует. Потом уже выстроен на том же дворе каменный и в нём домовая церковь; тут же был особый дом для духовной консистории.{nl}При князе Голицыне построены были В Саратове большого размера деревянные чаны с железными обручами и расставлены по площадям, врытые до половины в землю; в них пожарной командой наливалась вода в запас на несчастные случаи до 500 вёдер.{nl}В 1827 году, по распоряжению министерства финансов, ведено выдавать государственным крестьянам, каждому семейству табели или окладные листы для вписания в них, сколько каждым семейством внесено податей. Казённая палата, напечатав несколько тысяч этих листов, разослала в волостные правления всей губернии, для раздачи крестьянам и точного исполнения. Волостные правления в большей части губернии исполнили всё предписанное им; но в Хвалынском уезде волостное начальство и писаря нашли, что это будет для них невыгодно (надо сказать, что жители того уезда в то время были самые богатейшие), так как с крестьян при взносе ими податей нельзя будет поживиться: кто внёс за своё семейство 20 или 25 руб., в табеля неловко будет писать 19 или 24 руб., чрез это могут быть жалобы от крестьян, и начальство будет преследовать. В этом убеждении первая Шалкинская волость приостановилась выдачей крестьянам табелей. Между тем был распространён слух по всему уезду среди старообрядцев, исстари населяющих Хвалынский уезд, что присланы антихристовы печати и кто возьмёт их, того будут присоединять к православной церкви; а православным крестьянам сказано, что кто возьмёт эти бумаги, то их запишут в удельные крестьяне, чего они чрезвычайно боялись, потому что в то время были толки, что в удельных имениях вводится общественная запашка, которую они должны исполнять натурой, а на уборку хлеба высылать женский пол. Вследствие этих слухов противу табелей преимущественно восстали женщины, в особенности закоренелые старообрядки, которые всегда имеют большое влияние на мужей своих; они запретили мужикам брать антихристову печать, несмотря ни на какие приказания начальства. Первая Шалкинская волость оказала сопротивление в принятии окладных листов. Волостное правление донесло об этом казённой палате. Палата посылала своего чиновника разъяснять крестьянам, для чего листы предназначены; но крестьяне всё-таки от принятия табелей совершенно отказались. После этого назначена была комиссия от разных ведомств губернского начальства, которая тоже не имела успеха. Завязалась переписка. Наконец послана была рота солдат саратовского батальона под командой ротного командира Захарова. Но за всем тем молва об этих табелях разнеслась по всему уезду, и крестьяне многих селений сопротивлялись принимать их. Уже военными мерами принуждали каждого домохозяина взять табель на общественных сходах; кто сопротивлялся, того подвергали для примера наказанию. Этой мерой только и привели крестьян к повиновению, и то в продолжении полугода военная команда не выходила из Хвалынского уезда. Впоследствии, именно в 1841 году, я был в том уезде исправляющим должность окружного начальника; ко мне часто крестьяне приходили с табелями в платеже ими податей и разных сборов для проверки, действительно ли в них записано то самое количество денег, какое ими внесено было сборщику податей; делались справки с окладными книгами и общественными приговорами, и оказывалось, к удовольствию крестьян, занесение податей в табели справедливым. Я тогда многих спрашивал, почему они в принятии окладных листов сопротивлялись, а теперь сами видят в них большую пользу? Они отвечали: «Что делать, батюшка! Слушали баб да писарей, они всё толковали, что эти листы антихристовой печати, что возьмут всех в удел: мы и взбаламутились; ведь с бабами-то не совладаешь, в особенности с знахарками-грамотницами: они всё своё толкуют. Сами-то в стороне, а наш брат мужик в ответе».{nl}Известно, что бывшие Иргизские старообрядческие монастыри, ныне единоверческие, состоящие в Самарской губернии, в Николаевском уезде, прежде принадлежали к Саратовской губернии, к Вольскому уезду. Так как они состояли при удельных селениях, то в были в зависимости от саратовской удельной конторы. Во время губернаторства князя Голицына, по распоряжению правительства, эти монастыри поступили в заведывание губернского начальства и были под надзором и наблюдением Вольского земского суда. Монастыри эти следующие: 1) Нижне-Воскресенский, при с. Криволучье; 2) Никольский, при с. Мечетном, оно же Никольское, что теперь г. Николаевск; 3) Крестовоздвиженский женский, близ деревни Давыдовки и 4) Верхне-Преображенский, при деревне Пузановке. Жители этих селений и окольных с ними, преимущественно старообрядцы, все требы исполняли в этих монастырях. Они получили своё основание в 1700-х (?) годах и сделались известны между старообрядцами всей России, от Кавказа до Сибири, Петербурга и Москвы.{nl}Монастыри эти преимущественно были содержимы богатейшим купечеством, принадлежащим к старообрядчеству; купцы сюда приезжали изо всех стран России. Богомольцы делали в монастыри замечательные пожертвования. Родниковая вода монастырей, признаваемая за святую, излечивающую болезни, высылалась всюду, и за бутылки её платили значительные суммы. Все церкви монастырские и здания были каменные и имели большие размеры. Местоположение монастырей живописное: здесь заповедные леса, внутри которых есть небольшие озёра с рыбой, родники самой лучшей воды, устроенные в изящном виде. На месте их производилось богослужение и освящение воды. Леса окаймлены известной рекой Иргизом, от которой монастыри и получили своё название. Здесь разведены были в лучшем виде сады, огороды и пчельники. Церковная утварь, местные иконы, ризница были богатейшие: серебряные, золотые, украшенные драгоценными камнями и жемчугом. В монастыри приходили и принимались всякого звания люди; даже важные преступники без письменных видов здесь скрывались от преследования. Впоследствии число монашествующих и вообще живущих дошло свыше 400 человек в каждом монастыре. Монастырям принадлежали земли; поэтому живущие в них занимались хлебопашеством и скотоводством под ведением настоятелей монастырей или же лиц ими самими избираемых; по благословению настоятелей назначались лица для отправления богослужений: дьяконы, уставщики и казначеи. Службы совершались по рукописным книгам; последние написаны были тем же самым штрихом, как и книги нашей православной церкви. Между прочим, дьякон, когда сказывал ектению, становился на круглый камень противу царских дверей устроенный вышиною на полу аршина.{nl}Так как об этих монастырях вышло много исторических описаний, то о дальнейших подробностях нахожу неуместным объяснять. Передам лишь то, что я лично слышал от живущих в них, в чём был сам действующим лицом по службе своей прежде в канцелярии гражданского губернатора, а потом николаевским окружным начальником.{nl}Выше я сказал, что монастыри эти были в заведывании удельной конторы; поэтому полицейский надзор был слабый. При умножении же состава живущих в монастырях всякими пришельцами, год от года стали умножаться преступления, и из монастырей брались преследуемые важные преступники. Когда монастыри поступили в ведение губернского начальства, то при приёме их из удела во время губернаторства князя Голицына в 1828 году, по его убеждении, Нижневоскресенский монастырь принял единоверие без всякого сопротивления, а прочие три оставались старообрядческими. Тогда же были составлены именные списки всем проживающим в монастырях, кто откуда сюда поступил, с обязательством, чтобы вновь никого не принимать, в особенности без письменных видов. По этим спискам была производима поверка через исправников и особых чиновников от губернаторов; но за всем тем всё-таки принимались скрывавшиеся преступники и жили под именами убылых.{nl}При князе Голицыне умер вице-губернатор И. Е. Сырнев в 1829 году, вместо его был назначен В. Я. Рославец. По весне 1830 года князь Голицын отправился в отпуск в С.-Петербург и оттуда более в Саратов не возвратился.{nl}Со времён князя Голицына в Саратове стала водворяться в обществе роскошь: в нарядах женского пола высшего круга, в парадных обедах, в употреблении вин иностранного изделия. Бывшие при губернаторе Панчулидзеве председательствующие в губернских местах и все советники, преимущественно имевшие в Саратовской губернии свои имения, поувольнялись. Вместо их наехали новые из разных губерний и из Петербурга, а вместе с ними наехало и мелкое чиновничество. Это пришлое чиновничество, не имевшее здесь оседлости, должно было всю провизию иметь покупную с базара и лавок, наряды семейным делать у модисток, а не домашними швейками. Домашняя экономия, наливки и прочее остались в деревнях, куда по отставке переселились прежние председательствующие. Князь любил весело жить: у него часто были обеды, балы и вечера преимущественно для избранных семейств, так как со многими домами он был не в ладах. Супруга князя в Саратове жила мало, а более гостила в Петербурге; но князь и один не отказывал себе в удовольствиях… Тогда же обедами и вечерами отвечали князю{nl}и прочие особы, которые были в коротких отношениях с ним.{nl}Князю А. Б. Голицыну принадлежит бесспорно та заслуга, что он из присутственных мест повымел сор и уничтожил грязь и вообще водворил некоторый порядок. Правда, приказный пьяный класс не был уничтожен; но этого нельзя было исполнить по неимению в виду людей, которыми можно было бы их заменить: помещики и вообще состоятельные люди сыновей своих на гражданскую службу не желали определять, считая низким, чтобы их сыновья тёрлись среди пьяных приказных и были бы под их началом; детей таких лиц только зачисляли ва службу для получения чина коллежского регистратора. Да к тому же, правду сказать, сыновья помещиков и почётных чиновников оставались без всякого образования, кое-как были обучены писать и читать, проживали в деревнях лет до 25, занимались лишь охотой, окружённые дворней обоего пола; иные просто били баклуши. Получивших чин{nl}14-го класса дворянство удостаивало своим выбором в заседатели присутственных мест и другие должности, зависящие от дворян, в том рассуждении, что им на этих местах делать нечего: нужно только подписывать{nl}бумаги, а это не трудно; работать же должны секретари да приказные. Почётные и фамильные помещики сыновей своих преимущественно отдавали в военную службу для славы и военного мундира, а богатое чиновничество — преимущественно для получения чина прапорщика или корнета, чтобы потом{nl}возвести сына своего в дворянство, которым тогда сильно интересовались для приобретения деревенек.{nl}Но князь обратил своё внимание и на приказный класс: он обмундировал и ввёл в должную форму чиновника. Он истреблял взяточничество, и во время его губернаторства оно производилось только в большом секрете между просителями и чиновниками.