Написать письмо автору сайтаВосставший из гроба повёл толпу. Холерные беспорядки 1892 г. Из воспоминаний И.Я. Славина.
Беспорядки начались на Верхнем базаре ранним утром 29 июня с появления, как показывали свидетели, среди базарного люда человека в саване и обсыпанного чем-то белым – не то известью, не то мукой, не то мелом. Он уверял, что его хотели похоронить в городском холерном бараке живым, но ему удалось выскочить из гроба и спастись бегством. Появление этого провокатора в саване было сигналом к началу беспорядков. Его рассказ явился искрой, брошенной в сильно подогретый, страшно горючий материал. Праздничный базар был многолюден, оживлён. Базарная толпа предшествующими слухами была подготовлена к тому взрыву, который последовал после рассказа провокатора, личность которого следствию, к сожалению, не удалось обнаружить. А это обнаружение ответило бы на загадочный вопрос: кто создавал холерные беспорядки почти по всему Поволжью? Cui prodest?..
Толпа загорелась, заволновалась и ринулась громить полицейские части, бараки, больницы, квартиры врачей, преследовать и губить насмерть полицейских чинов всех рангов и всех, кто им напоминал доктора, фельдшера и вообще кого-либо из больничного персонала. По дороге, где-то около Александровской улицы в районе Верхнего базара, толпа встретила сына учителя Пемурова, подростка-реалиста лет 16–17; он был в штатском костюме, но на голове его оказалась фуражка формы реального училища. По этому головному убору его приняли за фельдшера, бросились за ним в погоню. Он было скрылся на лесах строящегося дома, вбежал в верхние ярусы, но его нашли и там, стащили на улицу и били смертным боем до тех пор, пока он не испустил последнего дыхания. Но и после этого какая-то торговка пыталась разбить грудную клетку холодеющего трупа массивным камнем булыжника, подобранным с мостовой, а другая под аккомпанемент дикого гоготанья толпы сделала труп несчастного мальчика местом отправления своих естественных надобностей… Началась травля полицейских и погоня за ними. Убегая от разъярённой дикой толпы, один из чинов полиции юркнул в дом Вакурова на углу Никольской улицы и Театральной площади, в котором тогда помещалась «Столичная гостиница», успел там скрыться; толпа его не нашла, но в отместку за укрывательство выбила все стёкла в окнах верхних этажей.
В то же время другая толпа направилась к городской больнице, на пути разгромила квартиры полицмейстера и нескольких врачей, первую полицейскую часть (на углу Ильинской и Немецкой улиц); причём книги, бумаги и дела полицейского участка были изодраны на мелкие куски и выброшены на улицу; двери были разбиты и поломаны, стёкла в окнах перебиты; полотно улицы перед зданием части было усыпано обрывками бумаги, кусочками стёкол и обломками дверей и оконных рам. По мере движения толпы к городской больнице она, по-видимому, росла, увеличивалась; к ней примыкали ночлежники, праздношатающиеся и явно преступные элементы, которые пользовались редким и благоприятным случаем, чтобы поживиться чужим добром. Толпа эта разделялась, раздроблялась на отдельные банды, которые направлялись в ту сторону, где находились холерные бараки.
А тем временем бунтующие банды работали около городской больницы; они разгромили квартиру старшего врача Тринитатского: двери, окна, – всё было разбито, уничтожено, обстановка квартиры переломана, обломки её валялись на улице. Бунтари разыскивали врачей, чтобы покончить с ними, но это им не удалось. Не знаю, где укрылся Тринитатский, но ординатор больницы Брюзгин укрылся на нашей даче, которая находилась в нескольких саженях от городской больницы. Брюзгина, страшно напуганного преследованием толпы, у нас на даче остригли, обрили, надели на его глаза синие очки и отправили в военный лагерь, где он и находился несколько дней после 29 июня…
Между тем разгром продолжался: был подожжён дом Плеханова, который снимался городом под холерный барак. Дом этот сгорел дотла, но больных успели спасти и никто из медицинского персонала не пострадал.
Надо заметить, что всё вышеописанное совершилось в течение 5–6 часов, когда Саратов находился всецело во власти погромных банд. Все правительственные административные и полицейские власти разбежались, укрылись. Губернатор (князь Б.Б. Мещерский) укрылся в квартире старшего председателя судебной палаты Ф.Ф. Иванова; скрылся полицмейстер, все полицейские приставы, околоточные надзиратели и нижние полицейские чины; некоторые из них загримировались и оделись в штатское. Злые языки говорили, что губернатор лежал на квартире Иванова под кроватью. Городской голова Епифанов поспешил уехать на дачу. Таким образом, в течение этих 5–6 часов никакой власти, кроме дикой власти бунтующей толпы («Власть тьмы»), в городе не было. Только тогда, когда из лагеря пришли войска, прискакала артиллерия, когда Немецкая улица и Соборная площадь были заняты военными патрулями, а у выхода Немецкой улицы на площадь было поставлено артиллерийское орудие, жерлом обращённое к бульвару, когда начальник дивизии генерал Эллис устроил свою штаб-квартиру в гостинице «Россия» – на углу Немецкой и Александровской улиц, только тогда некоторые административные и полицейские чины повыползли из своих нор… Патрули были и на других улицах и площадях, и даже наши дачи охранялись некоторое время вооружёнными солдатами…
К часу или самое большее к двум дня беспорядки, ввиду прибытия войск из лагеря, были ликвидированы и сравнительно благополучно: единственной жертвой бунтующей толпы оказался несчастный мальчик Пемуров, если не считать нескольких неповинных жертв, погибших во время залпов в толпу от случайных шальных пуль.
[i] Кому выгодно? (лат.).